скопипастил очень много букв, про то что думал сценарист и как решал стоявшие перед ним проблемы:
Эпизод 1 — 1:23:45
По словам Мазина, главная тема сериала — цена лжи, и поэтому сам сценарист делал всё, чтобы история была максимально прозрачной. Однако речь идёт всё же не о документальном шоу, поэтому некоторые детали пришлось ужать или драматизировать.
В момент чернобыльской катастрофы Мазину было 15 лет, но события в СССР он запомнил гораздо хуже, чем крушение шаттла «Челленджер», случившееся тремя месяцами ранее. Он знал только о взрыве на АЭС и о том, что Советские власти врали о масштабах трагедии.
На Западе люди не осознавали, насколько многослойной была проблема, с которой столкнулись жители СССР и на какие жертвы пошли ради её решения, ведь взрыв был лишь началом.
Мазин начал своё исследование, когда осознал, что не знает, почему именно ЧАЭС взорвалась. У этого Титаника в массовом сознании не было своего айсберга.
Сценариста очень сильно удивило, что катастрофа случилась во время проведения испытаний безопасности — то есть учёные получили полную противоположность ожидаемому эффекту.
Когда Мазин питчил идею сериала, его интересовала не столько историческая достоверность, сколько универсальная идея, которая будет понятной везде — цена лжи. Сценарист не хотел снимать документальное шоу, потому что это означало бы, что он просто «сделал домашнюю работу» за зрителя.
В центре сериала стоит мысль о том, что люди часто не просто лгут, а выстраивают целые системы лжи. Однако когда правда выходит наружу, обычно страдают не те, кто лгал, а невинные.
В подкасте Мазин практически дословно повторяет слова Тириона из «Игры престолов» о том, что люди охотно верят в хорошие истории. Но сценарист считает, что в этом главная опасность нарратива. Тем не менее он всё равно решил рассказывать о вреде историй в формате... истории. Выбить клин клином.
Работа над сценарием началась в 2015 году, до выборов, однако в процессе дальнейшего производства авторам было «невозможно не думать» о текущем правительстве США с его ложью и бюрократией.
Мазин сразу же выступал против русского акцента в сериале, потому что из-за него диалоги звучали бы комично. На ранних этапах съёмочная группа пробовала использовать лёгкий восточно-европейский акцент, однако актёры слишком увлекались нюансами речи и из-за этого хуже играли. Но студия всё же отказалась от американских актёров. Сериал снимали для зрителей США, и некий языковой барьер должен был остаться, поэтому на главные роли взяли англичан.
В первом драфте почти не было слов «камрад» и «товарищ», их посоветовала добавить знакомая сценариста, жившая в украинской части СССР. Она же обратила внимание Мазина на то, что в Союзе не было «кошачьей еды» — животные ели то же самое, что и люди.
Мазин с радостью бы снял сериал в Чернобыле или Припяти, однако эти города разительно изменились после катастрофы. Тем не менее почти все постройки, показанные в шоу (по большей части работы велись в Литве и Украине), были возведены в Советские времена, так что выглядели весьма аутентично. Делу помог и тот факт, что на съёмках работали выходцы из СССР.
Для съёмочной группы реалистичность окружения и реквизита стала одержимостью. Авторы сериала очень хотели показать жизнь за Железным занавесом, которой многие американцы не видели.
Шить одежду для сериала было намного легче из-за «ограниченного потребительского выбора» в СССР. Мазин отмечает, что в Союзе с разницей в тысячи километров зачастую создавали абсолютно одинаковые предметы — например, каски пожарных — и возводили одинаковые дома. Так что для «Чернобыля» было достаточно просто создавать реквизит и искать локации.
Съёмочная группа попыталась в точности воссоздать приборную панель ЧАЭС и другие детали ради людей, которые были свидетелями трагедии и до сих пор живы.
Тот факт, что Легасов в сериале повесился именно ночью, ровно через два года после аварии, Мазин додумал сам — он убеждён, что дата была выбрана не случайно, и просто усилил эту мысль.
Реальные диктофонные записи Легасова в сериале не использовались, а сам он был менее красноречивым, чем показано в «Чернобыле».
Мазин решил не показывать семью Легасова, потому что хотел избежать пошлости, присущей эпизодам военных фильмов, где родственники ждут своих близких дома. Сценарист сконцентрировался на отношениях героя с коллегами и советскими чиновниками.
Взрыв ЧАЭС показали издалека и в самые первые минуты сериала, чтобы зрители сразу поняли, что это будет не типичный фильм-катастрофа.
По словам Мазина, стопроцентно точной информации о чернобыльской катастрофе не так много. Данные в источниках не сходятся, и сценарист обычно пытался выбирать наименее драматичные варианты, если, конечно, речь не шла о заглавной линии Легасова, где драма нужна была в художественных целях.
В сериале есть не только драматизация, но и прямые цитаты. Например, фраза «Мы всё сделали правильно, случилось что-то странное» действительно прозвучала среди инженеров в ту самую ночь.
По словам Мазина, ему сложнее всего было поверить в действия и слова инженера Дятлова, однако сценарист уверен, что именно так он и вёл себя после взрыва — до последнего отрицал возможность ядерной катастрофы.
Инженеры в центре управления выжили из-за огромных размеров станции — чтобы пройти от одного её конца до другого нужно около 20-30 минут.
По мнению Мазина, ситуацию сильно усугублял тот факт, что никто из инженеров не думал, что подобный взрыв вообще возможен. Атом на тот момент называли «мирным» и люди до последнего не верили, что электростанция могла превратиться в ядерную бомбу.
Отрицанию способствовало и желание людей жить: если катастрофа действительно случилась, то они все обречены, и поэтому инженеры, включая Дятлова, пытались найти альтернативные объяснения.
По словам Мазина, многие героические поступки в ночь катастрофы были совершены в том числе из-за советского воспитания, в котором простых людей учили подавать друг другу руку помощи, хотя сами власти не всегда следовали этим заветам.
Готовность советских людей пожертвовать жизнью ради общего блага восхищает Мазина и в то же время кажется ему грустной: «Если бы такое случилось в Штатах, я думаю, мы бы просто быстро эвакуировались и пустили верёвку вокруг большой зоны и не пускали бы туда людей, потому что они могли бы умереть».
Мазин отметил, что главы станции, Брюханов и Фомин, не годились для своей работы — оба обладали недостаточной квалификацией для АЭС, однако успешно прошли через систему и заняли высокие должности. «Я не хочу критиковать СССР в данном случае, такое происходит во всём мире».
Отрицание Дятловым катастрофы было удобным для Брюханова и Фомина. Они могли сообщить наверх хорошие новости, а по итогам всё свалить на другого человека. По мнению Мазина, советский образ мышления был таков, что если люди уже сказали вышестоящим чинам, что всё в порядке, то резко изменить эту точку зрения и сообщить о катастрофе было бы в том числе карьерным самоубийством.
Мазин и ведущий подкаста сошлись во мнении, что поведение чиновников в ночь катастрофы идеально характеризуется фразой: «Вы хотите унизить нацию, которая одержима тем, чтобы не быть униженной». В этом сценарист видит причину, по которой власти решили перерезать телефонные линии и попытаться скрыть произошедшее.
По словам Мазина, пожарным сказали, что они едут тушить огонь на крыше. Они приехали не просто без какой-то особой защиты, а многие даже без части верхней одежды и касок, но уделять этому внимание в сериале не стали.
Один из пожарных действительно подобрал кусок графита и скоропостижно скончался.
Ирония ситуации в том, что в города вроде Припяти было не так просто попасть. В поселениях при АЭС люди жили лучше, чем в остальном СССР, однако в данном случае судьба сыграла с ними злую шутку, и они облучались радиацией, пока власти тянули с эвакуацией.
В день после катастрофы в городе прошла свадьба, а один мужчина даже отправился на крышу загорать и получил большую долю радиации.
Синий луч света, на который собрались посмотреть жители города, был вызван ионизацией воздуха.
Если в современном мире кто-то сообщит о пожаре на АЭС, многие люди попытаются уехать в противоположном направлении. Однако в Чернобыле мало кто понимал опасность облучения, а в народе было распространён миф, о том, что водка может вывести любую радиацию из организма.
Эпизод 2 — Please Remain Calm
Вторая серия начинается со стихотворения Константина Симонова «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины», написанного в 1941 году. Мазин считает, что оно передаёт дух людей, отправившихся на «битву с Чернобылем». По словам сценариста, жизнь в СССР и России была наполнена тяготами и страданиями, но люди всё равно готовы были пожертвовать собой за родину, и это относилось в том числе и к ликвидаторам.
Несмотря на отказ от русского акцента, авторы сериала старались разместить русскую речь везде, где это было возможно — от документов до радиопередач и телетрансляций. Английский был нужен только для передачи ядра истории зрителям со всего мира.
Ульяну Хомюк создали как персонажа, обобщающего образы всех учёных, работавших над ликвидацией и расследованием катастрофы. Мазин решил, что таким образом зрителям будет проще воспринимать происходящее — заменить множество разных лиц на одно.
Что касается половой принадлежности героев и расы, то тут авторы старались как можно ближе держаться к реальности. Мазин понимал, что решения по ликвидации принимали одни мужчины.
Хомюк сделали женщиной в качестве демонстрации того, что в медицине и науке гендерное неравенство в СССР было не таким ярко выраженным. Напротив, Мазин считает, что в этих областях в 1986 году Союз был прогрессивнее Штатов.
Легасов фактически руководил ликвидацией с научной точки зрения, однако по факту не был экспертом по ядерным реакторам. Его специализацией была химия, и коллеги объясняли ему многие вещи по ходу дела. Для таких вот дискуссий сценаристу опять же понадобилась Хомюк — чтобы помогать Легасову и подстёгивать его.
Сцена, в которой Хомюк узнаёт о катастрофе по радиации в атмосфере, основана на реальности. После этого учёные стали звонить в Чернобыль, но получали либо молчание в ответ, либо ложь о том, что с ЧАЭС всё в порядке.
В сериал не удалось включить эпизод, в котором работник шведского предприятия поднимает тревогу, потому что его ботинок начал «фонить» от радиации из Чернобыля.
Доктора в возрасте не знали, что делать в случае радиоактивного заражения, и пытались лечить пожарных молоком — как от химического отравления. Но потом врачи всё же сняли одежду с пострадавших и перенесли её в ту самую комнату, где она лежит до сих пор.
Из первого эпизода пришлось вырезать сцену, в которой на спине одного из работников ЧАЭС остался ожог в форме руки товарища, которого он нёс — настолько сильно тот был заражён.
Мазин считает, что Легасова изначально позвали разбираться в ситуации, потому что государство считало его надёжным — в том числе в вопросе сохранения тайн.
Сценарист уверен, что Горбачёв был «хорошим парнем», хотя нельзя не отметить, что добраться до такой позиции в СССР мог только бюрократ. Тем не менее глава страны принимал правильные решения, хотя изначально лишь отдалённо понимал суть происходящего.
По мнению Мазина, у Щербины не было амбиций на управление в СССР в целом, однако он обладал достаточным количеством власти — его уважали и к нему прислушивались. «Он был жёстким человеком и идеальной кандидатурой для поставленной ему задачи». Именно жёсткость Щербины Мазин попытался показать в сцене в вертолёте, которая показалась в итоге многим зрителям из России избыточной.
Мазин хотел показать, как чиновник, нагрубивший Хомюк, отправляется на первомайский парад, где все люди были подвержены опасности заражения, но эту сцену решили вырезать для поддержания темпа.
Мазин считает, что советские бюрократы не были глупыми или бесчеловечными, а, скорее, просто верили в систему. Но когда была возможность, они старались поступать правильно.
Актёр Стеллан Скарсгард, сыгравший Щербину, жил в Швеции во время катастрофы. По его словам, в некоторых регионах страны после катастрофы много лет было запрещено собирать грибы и охотиться на оленей, так как те могли быть заражены.
История Людмилы Игнатенко, жены пожарного, тронула Мазина, поэтому он решил включить её в сериал почти без изменений. Актриса Джесси Бакли очень сильно хотела сыграть эту роль в том числе потому, что вся линия этой женщины посвящена любви — в том числе ослепляющей и опасной.
Мазин делает особый акцент на сцене, в которой Легасов в холле отеля просит дать ему перевёрнутый стакан. Понимая всю опасность ситуации, учёный всё равно пытается немного её улучшить на подсознательном уровне.
По мнению Джареда Харриса, когда Легасов врёт другим постояльцам отеля о том, что всё в порядке, он становится отчасти виноватым в последствиях катастрофы для простых людей.
Мазин отмечает, что спокойствие и организованность граждан при эвакуации города тоже отражает советское мышление. Жители Припяти просто подчинились приказу и спокойно сели в автобусы, оставив позади свои вещи и питомцев. Почти без скандалов.
Мазина удивило, что для эвакуированных из Припяти людей просто построили новый город — Славутич. «Это было самое советское из того, что можно было сделать».
Когда Легасов предлагал засыпать очаг пожара, некоторые инженеры рассматривали другой вариант — дать огню догореть, а уже затем разбираться с радиацией. Эту дискуссию не включили в сериал.
Мазин делает особый акцент на том, что три других реактора по-прежнему продолжали функционировать после катастрофы. И если бы Легасов не использовал шахтёров, взрыв повредил бы и их, усугубив ситуацию в несколько раз.
При этом три оставшихся реактора не отключали, потому что они по-прежнему питали Киев. Последний из них отключили только к концу девяностых.
Мазин считает, что угроза для Европы, описанная в сериале, была реальной. Если бы ликвидаторы не справились, как минимум Украина и Беларусь могли бы стать необитаемыми, да и другие страны бы сильно пострадали.
В сценарии специально оставили только по одной фразе для трёх аквалангистов, сливших воду. Так Мазин хотел показать их практически мгновенную готовность пойти на риск и сделать то, что нужно.
По мнению Мазина, руководство прекрасно понимало, что ради ликвидации придётся пожертвовать жизнями людей — вопрос стоял только в количестве. «Но я всё же не хотел показывать СССР как злую империю, которая без сожаления отправляет людей на смерть. Это было не так, они не хотели, чтобы кто-то умирал, но у них не было выбора».
Кастинг проводили так, чтобы актёры в кадре никогда не выглядели «гламурными» версиями своих прототипов. Джаред Харрис должен был играть немного неуклюжего учёного, непохожего на тех, что часто появляются в голливудских фильмах.
Мазина иногда смущало, что реальные события могли выглядеть в кадре как клише, но избегать их было нельзя, поэтому в «Чернобыле» много экспериментов с режиссурой — многие масштабные события показаны через детали и саспенс.
Музыку попытались сделать минимально драматичной, потому что событиям на экране не нужно было придавать какой-то окрас — они сами по себе были жуткими.
В отношении саундтрека Хильдур Гуднадоттир старалась максимально уйти от излишнего нагнетания с помощью ударных. По словам Мазина, «музыка сериала должна была быть с вами, но не диктовать то, что вам надо чувствовать».
Вся сцена про водолазов — нечто среднее между самыми сухими описаниями произошедшего и городскими легендами. Например, Мазин прочитал, что один из трёх участников этой опасной экспедиции якобы увидел какое-то свечение через щель за стеной, но эту сцену не стали включать в сериал. Некоторые источники действительно говорили о том, что у водолазов отключились основные источники света.
Эпизод 3 — Open Wide, O Earth
Режиссёр сериала называет момент с тремя добровольцами «упражнением для киношколы» — ему нужно было каким-то образом передать эмоции трёх человек в одинаковой униформе, лица которых зритель не может увидеть, а дело при этом происходит в темноте. Ему пришлось долго искать баланс — чтобы поведение актёров не скатывалось «в пантомиму», но при этом зрителю были понятны их эмоции.
Изначально третья серия должна была открываться галлюцинацией Дятлова, которому должен был привидеться его сын, умерший в десятилетнем возрасте от лейкемии. Существует теория о том, что причиной его смерти стала радиация, крупную дозу которой Дятлов получил в результате аварии на своём прошлом месте работы.
Изначально история о сыне Дятлова должна была стать целой сюжетной линией, но Мазин принял решение от неё отказаться. Она уводила историю в сторону, и, к тому же, галлюцинации и флэшбеки сделали бы «Чернобыль» чересчур похожим на обычный сериал о вымышленных событиях.
По словам Мазина, почти все свидетели событий описывают Дятлова как очень неприятного и упрямого человека. Кроме того, многие отмечают, что он «относился к радиации, как электрики относятся к электричеству» — то есть, не слишком беспокоился из-за неё, полагаясь на свой богатый опыт.
В изначальной версии также была сцена с демонстрацией, которая проводится неподалёку от Чернобыля. В ней должен был участвовать Шарков.
По мнению Мазина, если ты отказываешься почти ото всех классических «драматических трюков» ради того, чтобы рассказать максимально правдивую историю, то неприятные и страшные части этой истории необходимо показывать без купюр. Именно поэтому было принято решение о демонстрации жертв катастрофы и последствий заражения в кадре.
Рассказ Людмилы Игнатенко о том, как выглядел её муж, стал одним из основных референсов для гримёров.
Мазин считает, что Людмила Игнатенко не осознавала в полной мере, что радиация от её мужа может навредить её ребёнку. О том, как работает радиационное заражение, люди знали мало, и к тому же персонал больницы разрешил ей побыть с мужем полчаса — она вряд ли могла предположить, что они не понимают, что делают.
Проводя исследования, создатели сериала наткнулись на статью о советских шахтёрах, в которых рассказывалось о том, что те занимали в государстве своего рода привилегированную позицию из-за того, что фактически контролировали источники энергии. Горбачёв якобы однажды даже сказал, что боится шахтёров. Это стало основой для образа тульских шахтёров в сериале.
В сериале предполагается, что Брюханов и Фомин были арестованы довольно быстро, но, на самом деле, они оставались на свободе ко времени действия третьей серии. Именно Брюханову было приказано добыть жидкий азот под угрозой смертной казни.
Тоннель, который прокопали рабочие, в результате так и не понадобился. По словам Мазина, наука основана на вероятностях, и Легасов отправил шахтёров на гибель, понимая, что их усилия могут быть абсолютно напрасными.
Сохранились разные свидетельства о том, в какой степени были раздеты шахтёры, но по крайней мере два источника утверждают, что они работали полностью обнажёнными.
По словам Мазина, никто до сих пор не понимает, почему премьер Рыжков принял решение о 30-километровой зоне эвакуации: оно не было основано ни на чём и привело к болезни и гибели огромного числа людей. Сценарист использовал этот момент, чтобы заставить Легасова и Щербину начать «сомневаться в своей религии», то есть в Советском союзе.
Рассказывая о своей поездке в Припять, организованной Sky и HBO, Мазин говорит, что он «никогда не испытывал настолько же религиозного чувства». Он испытывал невероятные ощущения, посещая все те места, о которых столько читал и писал.
Оказавшись возле зданий реактора, Мазин понял, что могли ощущать герои его сериала — по его словам, там всё будто бы внушает спокойствие и уверенность в том, что всё под контролем, и взорваться ничего не может.
Персонаж Шаркова — вымышленный; он символизирует собой целую группу людей, следивших за тем, чтобы лишняя информация о Чернобыле не распространялась дальше положенных границ.
Сцена «в застенках КГБ» была снята в здании бывшей советской тюрьмы в Вильнюсе — теперь там расположен музей.
По мнению сценариста, по мотивам этой истории невозможно было бы написать сценарий фильма — потому что она разворачивалась иначе; запутанно, эпизодами. Её можно было рассказать только в формате мини-сериала.
По задумке автора, именно в третьей серии, во время разговора Легасова и Хомюк о показаниях Акимова и Топтунова, у зрителя должен начать складываться ответ на вопрос о том, почему Легасов покончил с собой.
Лицо Акимова не появляется в кадре, потому что создатели осознанно решили «не пересекать черту». В первоначальном варианте монтажа Василия Игнатенко показывали гораздо дольше, и руководство HBO высказало мнение, что это чересчур. Взглянув на серию свежим взглядом, Мазин согласился с этим: если показывать ужасы радиации слишком долго и слишком натуралистично, создаётся ощущение, что автор этим наслаждается, или что он пытается шокировать публику как можно сильнее.
Мазин надеется, что его сериал поможет людям понять, что Акимов, Топтунов и множество других сотрудников АЭС не были виновны в случившемся.
Эпизод 4 — The Happiness of All Mankind
Сцена со старухой, которая отказывается эвакуироваться, была нужна сценаристу для того, чтобы кто-то высказал в кадре мысль о том, что подобное здесь уже происходило. Что для стариков эта катастрофа — не нечто из ряда вон выходящее, а обычный порядок вещей, ведь в Советском союзе людей периодически раскулачивали, переселяли и отправляли на смерть.
В сцене убийства коровы использовался муляж — в то время как доила старуха настоящую корову. «Фальшивую» корову сделали более правдоподобной при помощи компьютерной графики.
Мазин считает, что в Советском союзе существовало особое уважительное отношение к пожилым людям — именно поэтому солдат выслушивает всё, что хочет ему сказать старуха, и лишь после этого убивает её корову.
В кадре не показано, как старуха садится в автобус, однако создатели сериала имели в виду, что это произошло за кадром.
Сценарист отмечает, что защита, в которую одеты ликвидаторы, сбрасывающие графит с крыши, выглядит как «самодельные доспехи» — потому что они действительно были практически самодельными. Свинцовой защиты им не выдали, и поэтому им пришлось добывать свинец самостоятельно на окружающей территории и сооружать из полученных кусков «доспехи».
Луноходы, показанные в сериале, созданы при помощи компьютерной графики, а вот немецкий робот «Джокер» — это точная копия, построенная специально для съёмок.
Как утверждает сценарист, 90% текста из брифинга, который генерал Тараканов проводит перед каждой группой призывников, отправляющихся на крышу, — это реальные слова Тараканова, взятые из документального фильма. Мазин считает, что этот текст может показаться кому-то «не подходящим для киносценария», но он всё равно решил сохранить слова генерала в практически нетронутом виде.
Крэйг Мазин рассказывает, что он и режиссёр Йохан Ренк старались не прибегать к «кинематографическим трюкам» — необычным проездам камеры, ракурсам и так далее, — чтобы не отвлекать зрителя от происходящего. Однако конкретную сцену уборки графита с крыши решили снять одним кадром, в котором камера следит за конкретным солдатом — потому что только таким образом зритель мог почувствовать себя в его шкуре.
История о ликвидаторах, убивающих собак, была почерпнута Мазиным из документальной книги Светланы Алексиевич «Чернобыльская молитва». Писательница беседовала с ветераном Афганистана, который стал прототипом персонажа Бачо, но Мазин решил, что будет правильно добавить в сюжет новобранца, никогда не убивавшего ни людей, ни животных — чтобы зрителю было, с кем себя ассоциировать.
Создатели сериала пытались найти данные о женщинах, участвовавших в ликвидации катастрофы, и выяснили, что их было всего лишь около пяти тысяч — при том, что мужчин было около 600 тысяч.
История, которую рассказывает Бачо, подразумевает, что он не просто застрелил человека, а заставил его медленно умирать после выстрела в живот. Вероятно, этот случай запомнился ему на всю жизнь, и именно поэтому он так жёстко выступает за то, чтобы убивать собак быстро и безболезненно.
Сцена отстрела собаки со щенками также позаимствована из реальных воспоминаний ликвидатора из книги Светланы Алексиевич.
За сценой отстрела щенков должна была следовать ещё одна — она была написана и снята, но при монтаже Мазин решил, что это будет слишком. Во время захоронения щенков выяснилось, что один из них был всё ещё жив, и солдаты хотели застрелить его наверняка, чтобы его не пришлось заливать бетоном живьём — но у них закончились патроны.
Создатель сериала считает, что у аудитории не должно возникать ощущения того, что ты специально стараешься её шокировать и расстроить. Если тебе плохо и грустно из-за того, что ты представляешь себя на месте Павла, вынужденного убивать собак — значит, сериал добился своей цели. Если тебе просто плохо и грустно, и у тебя возникает ощущение, что ты сам всё это переживаешь — это уже перебор. Поэтому самые шокирующие и жестокие сцены из сериала были вырезаны.
Фраза «Наша цель — счастье всего человечества» — это реальный лозунг из воспоминаний ликвидаторов. Мазин считает, что если бы сценарист придумал такую сцену самостоятельно — три ликвидатора пьют водку посреди мёртвого города, в который они приехали убивать домашних животных, — зрители посчитали бы, что это выглядит фальшиво и слишком «в лоб». Но это — реальная сцена из воспоминаний.
Когда Хомюк во второй раз посещает Дятлова в больнице, тот прекрасно знает, что реактор взорвался, и подозревает, почему. Но он поднимает Хомюк на смех, заявляя, что поиск правды не приведёт ни к чему — пулю всё равно получит именно он. И в этом он прав, считает сценарист.
По словам Мазина, когда Щербина говорит о «гораздо более смелых людях», у которых не хватало духу сказать правду, когда это было необходимо, на самом деле, он говорит про себя.
В момент разговора без прослушки с участием Хомюк на плечах у Легасова сидят метафорические ангел и демон, один из которых говорит ему, что если он не скажет правду в Вене, это может привести к катастрофическим последствиям, а другой — что даже если он её скажет, это ничего не изменит, а лишь разрушит его жизнь. Мазин считает вопрос, стоявший перед Легасовым в этот момент, «одной из самых сложных дилемм в истории».
По мнению Мазина, «Чернобыль» отличается от многих выдуманных историй, созданных для того, чтобы «наставлять и воодушевлять», тем, что у его героев зачастую нет правильного варианта действий. Какой бы выбор ни совершил Легасов, это приведёт его к поражению.
Эпизод 5 — Vichnaya Pamyat
Серия открывается кадрами мирной жизни в Припяти до катастрофы. По словам Мазина, они здесь для того, чтобы вызвать у зрителя меланхолическую грусть от осознания того, что этого места больше не существует, и он никогда не сможет там побывать — а не для примитивного «посмотрите, как иронично — они веселятся и ещё не знают, что произойдёт через несколько часов».
Сценарист считает, что «обычный» сериал сначала продемонстрировал бы мирную жизнь в Припяти, а уже затем перешёл бы к самой катастрофе. Однако, по мнению Мазина, эта сцена не сработала бы так же эффективно, если бы зритель увидел её до того, как стал свидетелем всех ужасов Чернобыля.
Сцена разговора Брюханова, Фомина и Дятлова в начале серии по задумке автора должна восприниматься как первый из многих моментов, в которых катастрофа могла быть предотвращена. Сценарист отдельно отмечает эпизод, в котором Фомин подходит к пустующему креслу начальника и опирается на стену — по его мнению, если бы он всё-таки сел за стол, это смотрелось бы чересчур примитивно и «в лоб».
Присутствие Легасова и Щербины на суде, на котором их не было в реальности, Мазин называет одним из главных художественных допущений всего сериала. Он мог бы написать суд так, как он происходил в реальности, — тогда на нём выступали бы лишь незнакомые зрителю люди, и он продолжался бы несколько недель.
Выбор, который Легасов из сериала совершает на суде, Легасов реальный совершил в обычной жизни. В сцене его выступления и последующего разговора с Шарковым «сконцентрировано» то, что происходило с реальным Легасовым на протяжении долгого времени.
Мазин считает, что суицид Легасова стал результатом целого комплекса факторов, в том числе — осложнившихся отношений с коллегами. Сценарист принял решение «драматизировать» это событие «единственным возможным способом» — иначе, по его словам, ему бы пришлось снимать огромный сериал про политические игры внутри Курчатовского института.
Суд над Брюхановым, Дятловым и Фоминым действительно проходил в Чернобыле. По словам Мазина, власти СССР вполне могли обойти закон, согласно которому суд должен был проходить там, где было совершено преступление, поскольку находиться в этой местности было всё ещё опасно, но не стали этого делать. Сценарист предполагает, что это было сделано в том числе ради демонстрации — если в Чернобыле проводится суд, значит, там уже безопасно.
Мазин уделял отдельное внимание аутентичности зала суда, досконально воссоздавая его по фотографиям. Его особенно поразили занавески разного цвета и судьи, восседающие на сцене — по его словам, атмосфера была настолько «странной», что её можно было воссоздать лишь соблюдая все детали.
Создатели вдохновлялись сценой суда из фильма «Крёстный отец 2». Они стремились показать «неидеальный» процесс, от которого все участники уже устали.
Чтобы написать этот эпизод, Мазин изучал стенограммы с других советских «показательных» процессов. Его удивил тот факт, что государственный обвинитель на этих судах будто бы обладал большими авторитетом и властью, чем судья.
Текст, который зачитывается в начале процесса, был позаимствован Мазиным из одной из речей Брежнева. По его словам, он просто не смог бы написать что-то «таким языком» самостоятельно — когда он впервые познакомился с подобными официальными текстами, с постоянными упоминаниями ленинизма, партии и съездов, он сначала не поверил своим глазам.
На реальном процессе свидетели не проводили никаких презентаций — они были добавлены в сюжет исключительно ради зрителей. Однако всё, что Щербина, Хомюк и Легасов говорят в своих презентациях, — на сто процентов точно и правдиво.
На настоящем суде очень много говорили обвиняемые. Реплики, которые произносит Дятлов в сериале — реальны.
Мазин считает, что Дятлов ни на одном этапе не считал, что то, что он делает, может быть опасно. Он понимал, что результаты теста не будут иметь никакой ценности, и при этом собирался представить их начальству — но он не осознавал, что его действия могут привести к серьёзной катастрофе.
Возвращаясь к событиям ночи перед взрывом, обладая всей информацией, зритель начинает понимать, почему в первом эпизоде персонажи так себя вели. Они действительно нажали кнопку, которая должна была отключить реактор — не обладая информацией о том, что кнопка не работает, и делает ситуацию только хуже, — и искренне не могли представить себе ситуацию, в которой это приведёт ко взрыву.
Мазин задался целью рассказать зрителю о работе реактора как можно более понятным способом — и поэтому он общался с учёными до тех пор, пока всё не понял сам, а затем начал думать, каким образом он объяснял бы принцип работы реактора самому себе.
Бинарная природа работы реактора натолкнула Мазина на мысль о двух табличках разных цветов. Надписи на них были сделаны на русском языке, и поэтому «никто не понимал, что на них было написано» — но для понимания сцены это было неважно. Важен был лишь цвет.
Однажды Мазин увидел совместную фотографию реальных Легасова и Щербины, на которой они искренне смеялись и выглядели как настоящие друзья. Это определило взаимоотношения между написанными им персонажами. Хотя в реальности Щербина никак не способствовал тому, чтобы Легасов мог рассказать правду, сценарист предполагает, что он поддержал бы товарища.
По словам Мазина, после работы над сериалом он стал постоянно задумываться о том, насколько сильно наше существование основано на вере в других людей. Например, мы верим, что автомобиль не поедет на красный, и что ядерными ракетами занимаются компетентные люди, и в их устройстве нет никакого мелкого изъяна, который может оказаться фатальным.
Главный урок «Чернобыля», по мнению его создателя, заключается в том, что мелкая, незначительная ложь необходима для нашего существования, но «большую» ложь нужно пресекать. Если ты слышишь что-то, что абсолютно точно является ложью — необходимо встать и высказать правду.
